Распарывая
Астория Гринграсс/Ханна Эбботт
попытка маленького рейтинга?
Астории 13 лет!
Опорные темы: больничное крыло, Асти на крахмальной больничной простыни, ночь, сцена из "Женщины на кресте", быстро, истерика?
...
Астория лежит на узкой кровати Больничного крыла - под золотым куполком настолькой лампы, единственная больная на этих выходных.
Ханна рада, удушливо рада застать её вот так, нарядной подарочной куклой лежащую навзничь, с разомкнутыми губами, с локонами, красиво лежащими на подущке. Маленькая черничная Горгона.
На скрип придвинутого стула и запыхливое "Привет" она едва поворачивает голову, глаза сплошь чёрные, блестящие будто слезами, и сверху острый щиток крашенных ресниц. Язык Ханны вязнет, как будто дрожащая чернота этого взгляда у неё во рту - заговорённый ликёр-приворот, и коробка собственных Шоколадных котелков мнётся во влажных ладонях.
- Меня Сьюзен просила забрать "Тысячу тропических тварей", в библиотеке на её имя...
Астория молча садится, теперь глядя сверху вниз, отводит со лба гладкие волосы, грудь проклюнулась под тоненькой, облачной ночной рубашкой, чем больше ею скрадено, тем больше намечено, тем больше Ханну бросает в пот.
- ...и уже просрочено...
- Мне она ещё нужна.
- Ну, я отнесу и опять возьму на своё имя, и ещё две недели читай сколько хочешь. Но сейчас...
Ханна рывком перевела взгляд на книгу, ветхо венчавшую тумбочку, одной рукой перевалила её себе на колени, пробуя одновременно пристроить на её место конфеты и роняя из скользких пальцев коробку, и разрывая, пытаясь смять, удержать, и дробь застучала по полу, и Ханна сникла, пряча в пыльную обложку горящее лицо, колотясь всем телом. Резко встрепенувшись, она уже плакала: ох, прости, прости...
Астория смеялась, чисто и тихо, яркие губы и тьма во рту, и тьма в глазах, и лукавство, и капля презрения, и веселье, и она даже опёрлась на постель, чтобы наблюдать и смеяться, выпростав нежное как крем голое колено.
- Прости, повторила Ханна, глотая слёзы, подаваясь к ней, роняя книгу, разряд злобной досады бросил вперёд, ударить или просто закрыть её рот ладонью, смеясь и рыдая. Астория, не снимая улыбки, отворачивала голову и всё откидывалась, и Ханна нависала, коленями на постели, каблуками в пустоте, кулаком в подушке её и ладонью - дышащей ладонью на её губах. Астория упала головой на мигом разжавшийся кулак, Ханна обрушилась с острия равновесия на неё и, заходясь, рыдая, целовала её шею, ухо, волосы. Паника ударила в живот - двинулось тонкое колено, всем нутром чувствуя это движение, Ханна вжималась крепче, целуя под волосами подушку и снова кожу, поднимая голову Астории от подушки, а она смеялась, ударяясь затылком Ханне об голову. От слёз не хватало дыхания, тело сводило и жгло, гадкое прости слазило с губ под поцелуи, смешливо брыкавшую ногу Ханна ловила и давила коленями, притираясь теснее сквозь мокроту белья, Мука физического трепетанья внизу и внутри, колотьё, дробь, рябь, раздавить, растереть воспаль, взрезать, распороть... на холодеющем загривке коготки Астории - как на звере, на звере. Глупый похотливый зверь, обвить ножку теснее и биться до края, до края, Прости, прости - в душную подушку, она сквозь рубашку нагая, сплошь нагая, тёплая, Астория - Ханна взвизгивала на всхлипе, яростно жмурясь, жадно дыша, поднимая лицо в беспамятстве... Фейное бедро продолжало её трение, пальцы перебирали волосы, кажется, она распускала пуговицы, играя, дула в распах рубашки под галстук, пробовала отстегнуть значок, Ханна выворачивалась, пытаясь поцеловать её теперь в лицо, в лицо...
Астория уже жестоко фыркала, бешеней молотя ногами, пытаясь выбиться, била коленом в мягкое тепло и в живот по задравшейся юбке, драла волосы, впутав пальцы. Сквозь треск и скрип ломающегося происходящего Ханна хрипела, рыдая, не выговаривая прости никакими человеческими силами. Астория сбрыкнула её вниз, грохот падения, угол тумбочки мазнул по виску. Стоп. Под локтями раздавленные конфеты, кружение улегалось и Астория чинно смотрела на неё. По всей ключице Ханны прочертилась ссадина - а трофей-значок старосты блестел у Астории в руках. Рубашка вспорота. Одежда вся в давленном шоколаде. А она смотрела, и улыбка бродила, вспухала за тихо сомкнутыми губами - и вот раскрылась, настоящая, весёлая, гадливая, сказочная, безжалостная. И в Ханне что-то распоролось. Что-то всегда распарывалось, когда Астория ей улыбалась.
Ханна раскорякой поднялась, хватила с пола книгу и выпрямилась, ялея румянцем, давя слёзы, выговаривая:
-Сппокойно-й но-очи.
Ханна ковыляла к выходу, как никогда неловкая, как никогда беспомощная, и вдруг смех просочился ей вслед и острое что-то стукнуло в пол, ударив лодыжку. Значок. Ханна подобрала его и припустила, обнимая книгу и слыша вдруг шаги и мадам Помфри с её: Грязь какая! Ай-ай-ай, мисс Гринграсс, ну что такое у вас тут случилось?
Завтра Астории нужна книга, завтра будет возможно снова... распороться, если (слёзы, слёзы) просто прийти. Астория. Все раны раскрыты, если смотреть на тебя.