Maria, -- You won’t have me? You won’t!
Настроение просто убийственно сходное! Именно настроение!
Энд со, penelope-z
Плотоядный дом
Утро.
Он просыпается от кошмара, которого не может вспомнить, широко открывает глаза и видит свет. Домашний эльф приносит завтрак ему в спальню, как диктует традиция, хотя на подносе нет ничего, кроме чашки мутного чая.
Драко спускается по бесконечным пролетам лестниц, ведущих в юго-западное крыло в поисках приличной рубашки в шкафах, полных выцветшего бархата и побитых молью кружев. Большинство комнат пусты и беззубы; зияющая пустота там, где раньше стояли кресла, кровати и рыцарские доспехи.
Они продали все, что могли: серебряную посуду и вышитые скатерти, чеканное оружие и хрустальные вазы. Фарфор и шелк, золото и черное дерево, семейные реликвии, передающиеся из поколения в поколение; за них, в конце концов, платили хорошую цену. Только фамильные портреты еще висели на стенах, Малфой за Малфоем, их оскорбленные лица завешаны простынями. Никто не хотел их покупать.
Здесь царит неподвижность, разложение пало на поместье и погребло оставшихся в живых. Ржавчина разъедает бронзовые стойки кроватей, древоточцы острыми зубами прогрызают замысловатые орнаменты в креслах, грязь въедается в потрескавшиеся стены, и острые когда-то ножи затупились.
Драко одевается, изучая свое отражение в зеркале. Его волосы потемнели, и черты лица изменились. Люциус погиб два года назад, и с каждым днем он все меньше и меньше на него похож. Как будто эта схожесть была иллюзией, как будто он всего лишь хотел походить на отца, и с тех пор, как он умер, Драко потерял надежду.
Но за его спиной лежит доказательство: прямая линия следов на пыльном полу, рубашка, брошенная на кресло, его тень; доказательство того, что Драко существует.
Полдень.
Столовая в юго-восточном крыле – единственное место, оставшееся неизменным. Там они проводят свои дни, Драко и Нарцисса, избегая смотреть друг на друга, похожие на заблудшие корабли в гавани, пережившей шторм.
Иногда появляются фамильные привидения, они поднимаются из подземелий и катакомб под ними, выходят из очага, падают с потолка, падают с неба. Серые, молчаливые с гранитными глазами, они врываются в комнату, словно прилив, удушающим весом закончившейся жизни. Иногда отец навещает семью за обедом, его полупрозрачное тело парит над столом, едва не касаясь люстры, его лицо безразлично и неизменно, словно лик Божий.
Нарцисса сидит в кресле, держа на коленях раскрытую книгу. Драко стоит у камина, в сотый раз рассматривая коллекцию мечей. Он выбирает свой любимый и взмахом руки рассекает затхлый воздух. На рукояти выгравированы слова: Драко Малфой, 1742.
Драко Малфой, отец Люциуса Малфоя, отца Драко Малфоя, отца Люциуса, отца Драко, и так до бесконечности. Пока не появится последний Люциус, а затем последний Драко. Но за несколько лет его волосы потемнели.
– Он не был мой настоящий отец, не так ли?
Мать поднимает голову от книги. Момент, когда останавливается кинопленка и все замирает; лица, руки и ноги застыли в воздухе, в ожидании.
– Нет, – говорит она, – нет… видишь ли… Драко… видишь ли… перед тем, как… этот человек… этот маггл… был один человек… он не мог… нет, он не мог…
Молчание вползает к ней в рот, растягивается, словно кошка, которую чешут за ухом. Нарцисса сгибается над книгой, прячет лицо в ладонях.
Так что же ему теперь делать? Подойти и поцеловать ее на прощание, словно его жизнь никогда и не существовала?
Он выглядывает в окно. Идет дождь, оконное стекло забрызгано и запятнано водой. Мир за воротами сада размыт дождем в серое бледное ничто. Он мог бы притвориться, что ждет, когда кончится дождь, чтобы уйти, но на самом деле он привык стоять у окна, невидимый, неуязвимый, с мечом одного из Драко Малфоев в руках.
Вечер.
После подписания мирного договора им посоветовали не покидать пределы поместья какое-то время, иначе Министерство не гарантировало их безопасность. Поначалу им было, чем заняться: сжечь свитки, скрыть улики, похоронить мертвых, заколотить двери. Домашние эльфы работали от зари до зари, подметали, мыли, чистили. Они скоблили полы, усердно отмывали мрамор, потому что на нем продолжала выступать кровь, в этом плотоядном доме. А потом они умерли от изнеможения, все, кроме одного. А камень, не останавливаясь, сочится кровью. Грязной кровью, как та, что течет в его жилах.
Потом им больше ничего не оставалось делать. Но они чувствовали, что не могут уйти. Они отвергли мир, как мир отверг их. Если бы у земли были края, поместье стояло бы на одном из них.
Он опять смотрит в окно. Дождь прекратился. Густой туман окутывает сад, струи тумана вытекают из ветхих ворот, приглушают огни на той стороне улицы до светящихся пятен, превращают людей и дома в бесформенные тени. Одинокий путник в тумане мог быть Гарри, да это может быть он.
Он мог бы прийти сюда, закутавшись в плащ-невидимку, настороженно оглядываясь. И Драко мог бы открыть его тело, его мягкое и податливое тело, разломать и разорвать его на куски. Он мог бы проложить дорогу, следуя по венам и нервам и каждому позвонку, и они могли бы уйти, уйти из этого дома.
Но он не придет. Он никогда больше не придет.
Воспоминания, не сдерживаемые, необъяснимые, искажают каждый час этого дня. То, к чему он стремился и никогда не нашел. То, чего он хотел и никогда не достигнет. То, что он забыл где-то здесь, оставил на кресле, забросил в угол, и что никогда не покинет его. Все эти годы, жить в одном доме, ждать неизвестно чего, днем и ночью, все эти годы, Господи, все эти годы.
Драко отходит от окна и встает перед зеркалом. За его спиной все еще лежат доказательства: следы, тень, меч в витрине, верное оружие. В свете огня клинок творит свою собственную магию. Драко не нужно окно, ему никто не нужен, даже Гарри, даже отец.
Зеркало тоже окно. Если он нырнет в него, то упадет в собственные объятья.
Медленно, медленно, на краю земли, он выстроит замок.
Ночь.
Драко просыпается от кошмара, который может вспомнить, широко открывает глаза и видит тьму. В комнате кто-то есть. Люциус смотрит на него из противоположного угла комнаты, призрак, сотканный из тумана, серый, полупрозрачный, благоухающий смертью.
– Отец? – вопрос срывается с его губ раньше, чем он успевает себя остановить. Его голос словно разрывает призрак, он дрожит, пока не растворяется, распыляется в ничто, исчезает. Только безвозвратное слово остается в комнате. Оно парит в воздухе, бьется в стены, отзывается эхом в лабиринте пустых комнат и коридоров, кажется, бесконечно.
________
Кручёных
Дом Горгоны
ФЛОРЕНСА
НЕ СПАЛА В ОЖИДАНЬИ ФАМИЛЬНОГО ОТКАЗА
ШТОФНОМ ПОКОЕ ЗАПУСТЕНИЯ
В ПОЛНОЧЬ
ЧАСЫ ПРОБИЛИ ТРИДЦАТЬ…
ПОТОЛКА РАСТЯНУВШЕГОСЯ НЕЕТОПЫРЕМ
ГРОХНУЛСЯ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫЙ ЖУК;
БОЛЬНАЯ ПАЛЬМА ЗАЦВЕЛА 15-ЙРАЗ
В ЭТОМ ГОДУ….
ФЛОЙ ВСТРЕПЕНУЛАСЬ НА СКАЛАХ
НАХЛОБУЧЕННЫХ ПРОСТЫНЬ…
ТЕРЯЛА РУКИ
НЕЧАЯННО ВЫБИВАЯ ПЫЛЬ
ИЗ ЗАСУШЕННОЙ ЛАПЫ ТИГРА…
ЧУЧЕЛО КРЫС
МЕТНУЛИСЬ КОРИДОРОМ
УГРЮМО ВИЗЖА В СВОЕЙ КОНУРЕ
ПОД НАМОТАННОЙ ПАНЕЛЬЮ
БЮСТ НАПОЛЕОНА
В НАБУХШЕМ ЧЕХЛЕ
ОБНАЖИВ СВОИ ЗУБЫ
ПОЙМАЙ ИХ!
ЛЮБЛЮ PENELOPE-Z И КРУЧЁНЫХ!!!
Энд со, penelope-z
Плотоядный дом
Утро.
Он просыпается от кошмара, которого не может вспомнить, широко открывает глаза и видит свет. Домашний эльф приносит завтрак ему в спальню, как диктует традиция, хотя на подносе нет ничего, кроме чашки мутного чая.
Драко спускается по бесконечным пролетам лестниц, ведущих в юго-западное крыло в поисках приличной рубашки в шкафах, полных выцветшего бархата и побитых молью кружев. Большинство комнат пусты и беззубы; зияющая пустота там, где раньше стояли кресла, кровати и рыцарские доспехи.
Они продали все, что могли: серебряную посуду и вышитые скатерти, чеканное оружие и хрустальные вазы. Фарфор и шелк, золото и черное дерево, семейные реликвии, передающиеся из поколения в поколение; за них, в конце концов, платили хорошую цену. Только фамильные портреты еще висели на стенах, Малфой за Малфоем, их оскорбленные лица завешаны простынями. Никто не хотел их покупать.
Здесь царит неподвижность, разложение пало на поместье и погребло оставшихся в живых. Ржавчина разъедает бронзовые стойки кроватей, древоточцы острыми зубами прогрызают замысловатые орнаменты в креслах, грязь въедается в потрескавшиеся стены, и острые когда-то ножи затупились.
Драко одевается, изучая свое отражение в зеркале. Его волосы потемнели, и черты лица изменились. Люциус погиб два года назад, и с каждым днем он все меньше и меньше на него похож. Как будто эта схожесть была иллюзией, как будто он всего лишь хотел походить на отца, и с тех пор, как он умер, Драко потерял надежду.
Но за его спиной лежит доказательство: прямая линия следов на пыльном полу, рубашка, брошенная на кресло, его тень; доказательство того, что Драко существует.
Полдень.
Столовая в юго-восточном крыле – единственное место, оставшееся неизменным. Там они проводят свои дни, Драко и Нарцисса, избегая смотреть друг на друга, похожие на заблудшие корабли в гавани, пережившей шторм.
Иногда появляются фамильные привидения, они поднимаются из подземелий и катакомб под ними, выходят из очага, падают с потолка, падают с неба. Серые, молчаливые с гранитными глазами, они врываются в комнату, словно прилив, удушающим весом закончившейся жизни. Иногда отец навещает семью за обедом, его полупрозрачное тело парит над столом, едва не касаясь люстры, его лицо безразлично и неизменно, словно лик Божий.
Нарцисса сидит в кресле, держа на коленях раскрытую книгу. Драко стоит у камина, в сотый раз рассматривая коллекцию мечей. Он выбирает свой любимый и взмахом руки рассекает затхлый воздух. На рукояти выгравированы слова: Драко Малфой, 1742.
Драко Малфой, отец Люциуса Малфоя, отца Драко Малфоя, отца Люциуса, отца Драко, и так до бесконечности. Пока не появится последний Люциус, а затем последний Драко. Но за несколько лет его волосы потемнели.
– Он не был мой настоящий отец, не так ли?
Мать поднимает голову от книги. Момент, когда останавливается кинопленка и все замирает; лица, руки и ноги застыли в воздухе, в ожидании.
– Нет, – говорит она, – нет… видишь ли… Драко… видишь ли… перед тем, как… этот человек… этот маггл… был один человек… он не мог… нет, он не мог…
Молчание вползает к ней в рот, растягивается, словно кошка, которую чешут за ухом. Нарцисса сгибается над книгой, прячет лицо в ладонях.
Так что же ему теперь делать? Подойти и поцеловать ее на прощание, словно его жизнь никогда и не существовала?
Он выглядывает в окно. Идет дождь, оконное стекло забрызгано и запятнано водой. Мир за воротами сада размыт дождем в серое бледное ничто. Он мог бы притвориться, что ждет, когда кончится дождь, чтобы уйти, но на самом деле он привык стоять у окна, невидимый, неуязвимый, с мечом одного из Драко Малфоев в руках.
Вечер.
После подписания мирного договора им посоветовали не покидать пределы поместья какое-то время, иначе Министерство не гарантировало их безопасность. Поначалу им было, чем заняться: сжечь свитки, скрыть улики, похоронить мертвых, заколотить двери. Домашние эльфы работали от зари до зари, подметали, мыли, чистили. Они скоблили полы, усердно отмывали мрамор, потому что на нем продолжала выступать кровь, в этом плотоядном доме. А потом они умерли от изнеможения, все, кроме одного. А камень, не останавливаясь, сочится кровью. Грязной кровью, как та, что течет в его жилах.
Потом им больше ничего не оставалось делать. Но они чувствовали, что не могут уйти. Они отвергли мир, как мир отверг их. Если бы у земли были края, поместье стояло бы на одном из них.
Он опять смотрит в окно. Дождь прекратился. Густой туман окутывает сад, струи тумана вытекают из ветхих ворот, приглушают огни на той стороне улицы до светящихся пятен, превращают людей и дома в бесформенные тени. Одинокий путник в тумане мог быть Гарри, да это может быть он.
Он мог бы прийти сюда, закутавшись в плащ-невидимку, настороженно оглядываясь. И Драко мог бы открыть его тело, его мягкое и податливое тело, разломать и разорвать его на куски. Он мог бы проложить дорогу, следуя по венам и нервам и каждому позвонку, и они могли бы уйти, уйти из этого дома.
Но он не придет. Он никогда больше не придет.
Воспоминания, не сдерживаемые, необъяснимые, искажают каждый час этого дня. То, к чему он стремился и никогда не нашел. То, чего он хотел и никогда не достигнет. То, что он забыл где-то здесь, оставил на кресле, забросил в угол, и что никогда не покинет его. Все эти годы, жить в одном доме, ждать неизвестно чего, днем и ночью, все эти годы, Господи, все эти годы.
Драко отходит от окна и встает перед зеркалом. За его спиной все еще лежат доказательства: следы, тень, меч в витрине, верное оружие. В свете огня клинок творит свою собственную магию. Драко не нужно окно, ему никто не нужен, даже Гарри, даже отец.
Зеркало тоже окно. Если он нырнет в него, то упадет в собственные объятья.
Медленно, медленно, на краю земли, он выстроит замок.
Ночь.
Драко просыпается от кошмара, который может вспомнить, широко открывает глаза и видит тьму. В комнате кто-то есть. Люциус смотрит на него из противоположного угла комнаты, призрак, сотканный из тумана, серый, полупрозрачный, благоухающий смертью.
– Отец? – вопрос срывается с его губ раньше, чем он успевает себя остановить. Его голос словно разрывает призрак, он дрожит, пока не растворяется, распыляется в ничто, исчезает. Только безвозвратное слово остается в комнате. Оно парит в воздухе, бьется в стены, отзывается эхом в лабиринте пустых комнат и коридоров, кажется, бесконечно.
________
Кручёных
Дом Горгоны
ФЛОРЕНСА
НЕ СПАЛА В ОЖИДАНЬИ ФАМИЛЬНОГО ОТКАЗА
ШТОФНОМ ПОКОЕ ЗАПУСТЕНИЯ
В ПОЛНОЧЬ
ЧАСЫ ПРОБИЛИ ТРИДЦАТЬ…
ПОТОЛКА РАСТЯНУВШЕГОСЯ НЕЕТОПЫРЕМ
ГРОХНУЛСЯ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫЙ ЖУК;
БОЛЬНАЯ ПАЛЬМА ЗАЦВЕЛА 15-ЙРАЗ
В ЭТОМ ГОДУ….
ФЛОЙ ВСТРЕПЕНУЛАСЬ НА СКАЛАХ
НАХЛОБУЧЕННЫХ ПРОСТЫНЬ…
ТЕРЯЛА РУКИ
НЕЧАЯННО ВЫБИВАЯ ПЫЛЬ
ИЗ ЗАСУШЕННОЙ ЛАПЫ ТИГРА…
ЧУЧЕЛО КРЫС
МЕТНУЛИСЬ КОРИДОРОМ
УГРЮМО ВИЗЖА В СВОЕЙ КОНУРЕ
ПОД НАМОТАННОЙ ПАНЕЛЬЮ
БЮСТ НАПОЛЕОНА
В НАБУХШЕМ ЧЕХЛЕ
ОБНАЖИВ СВОИ ЗУБЫ
ПОЙМАЙ ИХ!
ЛЮБЛЮ PENELOPE-Z И КРУЧЁНЫХ!!!
@музыка: Enia - Only Time
@темы: литература