Maria, -- You won’t have me? You won’t!
2. После леса
Волосы у неё всё ещё нежны, кожа всё ещё прохладна, но у Барти трясутся руки, потому что лесная дрянь оставила не только царапины на его руках, она оставила и бурые синяки на шее Береники, потому что лесная дрянь оставила отсвет нездорового золота в глазах Береники, потому что Береника стала даже косноязычна как эта безумная фея, эта Аполлин, полузверь-получистокровка. Теперь слёз нет на её щеках, теперь у неё в уголке рта дергается что-то вроде дрязнящего намёка, теперь у неё руки всё время за спиной, а сама Береника, о, маленькая отравленная Береника так ловко крадётся в тени в одном нижнем, крадётся на нижний этах, как сомнамбула упорно, не замечая ловушки братских влюблённых объятий. Теперь Барти боится французского певучего дома, его светлого в ночи юного дерева, юного как её нагота, нагота Береники, котрая завтра станет совсем золотистой. Нет, теперь пусть будет город, этот маленький городок на берегу сверкающей речки, и пусть домовуха затёрла кровь и доставила тело в Крауч-мэнор, в объятия маменьки-Чарис (теперь насытится ли её чудная ревность?), нельзя подстерегать её как подстерегал отец, кто знает, чьё заклятие выбьет кровь из горла Барти? нужно стречь её на воздухе, с людьми, чтобы лесная Аполлин не посмела похитить её своим гипнозом. Маггл-разносчик упал с велосипеда под ноги Береники, Барти оттащил её прочь, пока бедолага сгребал свой скарб, плачась на судьбу и косясь на лилейные ноги чистокровки, и палочка снова билась в кулаке Барти, и вдруг золото налетело на них и закружило Беренику в обьятиях, и звонкое "Нежная! Почему пряталась?" разбило благость утренней улочки, и Барти указал в них палочкой, и разносчик унёсся в проулок без велосипеда, а Аполлин уже была так далеко, так далеко реяло её белое платье, а Береника смеялась, осев на корточки от слабости, она смеялась так только в детстве, и Барти вседа морщился, но сейчас он закричал.
Волосы у неё всё ещё нежны, кожа всё ещё прохладна, но у Барти трясутся руки, потому что лесная дрянь оставила не только царапины на его руках, она оставила и бурые синяки на шее Береники, потому что лесная дрянь оставила отсвет нездорового золота в глазах Береники, потому что Береника стала даже косноязычна как эта безумная фея, эта Аполлин, полузверь-получистокровка. Теперь слёз нет на её щеках, теперь у неё в уголке рта дергается что-то вроде дрязнящего намёка, теперь у неё руки всё время за спиной, а сама Береника, о, маленькая отравленная Береника так ловко крадётся в тени в одном нижнем, крадётся на нижний этах, как сомнамбула упорно, не замечая ловушки братских влюблённых объятий. Теперь Барти боится французского певучего дома, его светлого в ночи юного дерева, юного как её нагота, нагота Береники, котрая завтра станет совсем золотистой. Нет, теперь пусть будет город, этот маленький городок на берегу сверкающей речки, и пусть домовуха затёрла кровь и доставила тело в Крауч-мэнор, в объятия маменьки-Чарис (теперь насытится ли её чудная ревность?), нельзя подстерегать её как подстерегал отец, кто знает, чьё заклятие выбьет кровь из горла Барти? нужно стречь её на воздухе, с людьми, чтобы лесная Аполлин не посмела похитить её своим гипнозом. Маггл-разносчик упал с велосипеда под ноги Береники, Барти оттащил её прочь, пока бедолага сгребал свой скарб, плачась на судьбу и косясь на лилейные ноги чистокровки, и палочка снова билась в кулаке Барти, и вдруг золото налетело на них и закружило Беренику в обьятиях, и звонкое "Нежная! Почему пряталась?" разбило благость утренней улочки, и Барти указал в них палочкой, и разносчик унёсся в проулок без велосипеда, а Аполлин уже была так далеко, так далеко реяло её белое платье, а Береника смеялась, осев на корточки от слабости, она смеялась так только в детстве, и Барти вседа морщился, но сейчас он закричал.